Плывёт черемуховый дым,

Поют серебряные птицы,

Покой под небом голубым,

Звенят у рощицы криницы.

Порхают запахи цветов,

Травы и дикой мяты.

Рассвет белёсый у стогов,

Тревожный и лохматый.

Уснула ночка во бору,

Резвится в сонме грёз,

Забавный ветер на яру,

Звенит пригоршней рос.

Автор: Виктор Шамонин-Версенев

я увидел во сне лето.

Жаркий полдень,

и в воздухе благодать.

Там тепло,

и зима далеко где то.

Я мальчишка -

умеющий верить, мечтать.

Там кораблики стайкой

в луже-море плывут.

Мама всё ещё

молода и красива .

И надутые ветром

паруса нас куда-то зовут.

То сильнее меня.

То волшебная, древняя сила.

Жизнь свою усложнив.

Сединою солидной украсив.

Забываем про то,

что когда-то мы были детьми.

Я во сне том безмерно ,

безмерно был счастлив.

В ту закрытую дверь

В этой жизни уже не войти.

Александр Юрасов

Вновь они за окном моим —
как шары с новогодней ели,
гасят серый февральский сплин,
нанесённый с утра метелью.
Я люблю их и сыплю корм,
чтобы чаще сюда слетались:
горсти семечек и попкорн.
Впрочем, это уже детали.
Да, зимой снегири — царьки.
Знают цену себе, стиляги.
Красногрудые маячки
для меня – как глоток из фляги
с зельем против штормов тоски
в этом море житейском лютом
мне наклёвывают стихи
в автономном мирке каюты
из железобетонных стен
с переборкой стеклопакетной.
Вот бы стать снегирём в обмен
на заклиненный век поэта,
прилетать на раздувах вьюг,
появляться из ниоткуда…
Только вряд ли судьбу мою
переменит любое чудо,
и кормлю ненаглядных птах,
словно бог — рассыпая манну,
а кормушка опять пуста:
нынче я их не ждал так рано…

На войне нет дороги до храма,
а печаль от грехов — нелегка.
Ты прости меня, милая мама,
что ушла, не дождавшись сынка.

Я не видел, как чёрные гости
в путь последний тебя понесли,
и не бросил на старом погосте
в зев могилы горстину земли.

Не сидел на беззвучных поминках,
не давился зелёным вином,
глядя в старые фотокартинки
с лучезарным ещё пацаном...

Я хорошим был сыном, мамуля,
только уйму недель не вставал:
хоть навылет и ранила пуля,
но стопу мне фугас оторвал.

Вырвусь вон с этажей лазаретных
и, как ветром гонимый листок,
опущусь я на холм неприметный
под простым православным крестом.

Мне до дома осталось немножко:
лишь к протезу привыкну слегка.
Вот тогда, приголубив гармошку,
вновь раздую, как в детстве, меха.

Ты ждала меня грустно и долго
из последних, слабеющих сил.
Не исполнив сыновнего долга,
я у Бога прощения просил.

Травит жёстко душевная драма,
но меня раскроила война.
Уж прости меня, добрая мама,
хоть и тяжкая эта вина.

Ты услышь покаянье, родная.
Неизбывная боль — глубока.
А простишь ли за то, я не знаю,
что ушла, не дождавшись сынка.

Мы вздаригаваем от любого шороха за дверью,

И машинально поднимаем руки под прицелом холодного ствола.

Жгëм книги на кострах чтобы согреться, спасаясь от метели,

И по привычке прячемся от солнца, хотя так надоела эта мгла.

В нас страх сидит с повадками затравленного зверя,

Рычит, пытаясь вырваться наружу, раздирая изнутри.

Мы ищем свет внутри давно забытого тоннеля,

Но кто-то постоянно переводит стрелку, сбивая с верного пути.

Зализываем раны в преддверии суровой битвы,

До боли стиснув зубы готовимся к финальному рывку.

Нам больше нечего терять, душа изрезана как вены ржавой бритвой,

Но страха нет, когда мы подставляем грудь голодному штыку.

И хочется кричать, но вряд ли кто нибудь уже услышит,

Нам затыкали рты годами, вытравливая всё живое, образуя пустоту.

Не прекратим бороться, пока последний воин дышит,

В надежде, что не придётся детям больше мучатся в аду…

28.11.2022 г.

Всё написано, не всё сказано

То, что на сердце, словно мгла.

Не изучено, не доказано,

Не исхожено до угла.

Мысли сложены в строки стройные,

В строки строгие, как наказ,

В откровения недостойные,

Но творимые без прикрас.

Всё подобрано, всё уложено,

Всё разглажено утюгом.

Частоколом из слов огорожено

Да закопано за углом.

Всё написано, не всё сказано:

Звуки замерли между строк,

Словно вороны, болью мазаны

Да завязаны в узелок.

© Кобра Вульф

Я к тебе улетела дотлеть,

Добить руины души, затопить Атлантиду сердца;

В Бермудском треугольнике запечатлеть

Весь прожитый мною груз, в виде склепа.

Всю усталость, апатию и беспокойство

Оставить там, за чертой догорающего моста.

Я любовь свою предаю за покой —

Усыпи, молю, во мне подлеца.

Я догорю и из пепла восстану вновь

Девственно чистой, светлой, непоколебимой душой.

И с монумента памяти соскребу остатки ненужных слов

Бессмысленных, противоречащих, провоцирующих на убой.

Пепел по ветру, а с Судьбой снова на «Вы».

Писать историю, не вырывая с контекста.

Я не по правилам режиссуры живу, увы.

Я пришла к тебе — догореть, согреться.