22 июля 2024 09:01
День угасал. Тихо и безвозвратно уходил в прошлое. В то прошлое, в котором я осталась навсегда. То что было вашим сегодня, через мгновение становилось сегодня моим, но уже поношенным.
Я увидела эти часы на рынке, множество старых вещей свозилось сюда со всего города два раза в месяц. Все эти чудеса расставлялись на капотах или на клеёнках, с любовью расстеленных рядом с машинами. Да, это был своего рода блошиный рынок, манивший любителей старины и просто досужих зевак. Я оказалась там исключительно из любопытства. Так вот, часы. Они стояли на клеёнке одиноко, как маяк на краю земли. Чёрные, с золотыми стрелками и цифрами, которые, словно упали, а сейчас карабкались по отвесной глади циферблата на свои места. Мне даже показалось, что они слегка вибрировали. Рядом стояла женщина, маленькая и неказистая, руки её находились в постоянном движении, одна пересчитывала пальцы на другой руке, затем счёт вела противоположная.
— Купите часы — услышала я.
— Не дорого — опередила она меня.
— Очень нужны деньги, помогите.
Я замялась, просьба о помощи обескуражила, но часы мне были не нужны. При том, что совсем. Но отказать было неудобно. Цена действительно оказалась не высокой. Женщина поспешно сунула деньги в карман, даже не пересчитав их и заспешила прочь, не оглядываясь и как мне показалось, даже прибавляя шаг.
А часы заняли почётное место в моей гостиной.
Тикают часы, тонкая стрелка бежит быстро, цепляя за собой секунды, они грузом давят на минуты и те пересыпаются и падают вниз, час. Время не замедляет свой бег никогда, это самый точный эталон нашей жизни. В какой-то момент я заметила, что со мной оно решило сыграть в игру, игру под названием «попробуй, догони». Сначала я стала замечать, что перестаю вписываться в привычный ритм давно отлаженной мною жизни. Автобус закрывал двери ровно за десять минут как я подходила к остановке, затем я стала опаздывать с обеда, нет, мои часы показывали точно, я даже никогда не волновалась об этом, настолько был выверен мой ритм. Но по удивлённому взгляду коллег, я поняла что они от меня ничего подобного не ожидали, я всегда была точна. Сверка с часами на телефоне, компьютере, всё совпадало с моим внутренним ритмом. По часам, обед только должен закончиться, но по дружному сопению коллег, я поняла, что то ли мой ритм дал сбой, то ли время играет со мной в игры.
На следующее утро всё повторилось, автобус уехал без меня, коллектив трудился, я оправдывалась. Десять минут, по сути это небольшой отрезок времени, которому я не готова была сдавать свою жизнь. На следующий день я вышла на работу на полчаса раньше. По отсутствию людей на остановке стало ясно, что автобус уже ушёл. И всё по новой, недоуменный взгляд коллектива на очередное моё опоздание и неприятный разговор с начальством.
Жизнь моя рушилась на глазах и вдобавок, как откровение, вдруг пришла мысль, что я больше никогда не увижу его. Милого, доброго парня, с пронзительными голубыми глазами и застенчивой улыбкой. Каждое утро запрыгивая в автобус я находила его глазами, а он искал взглядом меня. Это было удивительно прекрасно. Затем он выходил за остановку перед моей и я видела, как он стоит и смотрит вслед удаляющемуся автобусу.
Проживая свою потерю внутри себя, я прибавила шагу и решила пробежаться пару остановок. Было чудесное утро, я торопилась, чтобы не опоздать на следующий автобус, когда услышала пронзительный звук сирен. На перекрестке была большая авария, КамАЗ сходу протаранил пассажирский автобус, почти разорвав его на две половины. Тонны битого стекла, крики людей, десятки убитых и раненых и он, лежащий рядом со светофором и смотрящий пронзительными голубыми глазами не на меня, а куда-то вверх.
В это время в гостиной часы снова замедлили свой бег, зашуршали пересыпаясь секунды, хватая пробегающую мимо стрелку, затем послышался бой и часы, словно дряхлый старик, откашлявшись, снова превратились в механизм, ничем не привлекательный и простой. Эталон времени, моего времени.
Я увидела эти часы на рынке, множество старых вещей свозилось сюда со всего города два раза в месяц. Все эти чудеса расставлялись на капотах или на клеёнках, с любовью расстеленных рядом с машинами. Да, это был своего рода блошиный рынок, манивший любителей старины и просто досужих зевак. Я оказалась там исключительно из любопытства. Так вот, часы. Они стояли на клеёнке одиноко, как маяк на краю земли. Чёрные, с золотыми стрелками и цифрами, которые, словно упали, а сейчас карабкались по отвесной глади циферблата на свои места. Мне даже показалось, что они слегка вибрировали. Рядом стояла женщина, маленькая и неказистая, руки её находились в постоянном движении, одна пересчитывала пальцы на другой руке, затем счёт вела противоположная.
— Купите часы — услышала я.
— Не дорого — опередила она меня.
— Очень нужны деньги, помогите.
Я замялась, просьба о помощи обескуражила, но часы мне были не нужны. При том, что совсем. Но отказать было неудобно. Цена действительно оказалась не высокой. Женщина поспешно сунула деньги в карман, даже не пересчитав их и заспешила прочь, не оглядываясь и как мне показалось, даже прибавляя шаг.
А часы заняли почётное место в моей гостиной.
Тикают часы, тонкая стрелка бежит быстро, цепляя за собой секунды, они грузом давят на минуты и те пересыпаются и падают вниз, час. Время не замедляет свой бег никогда, это самый точный эталон нашей жизни. В какой-то момент я заметила, что со мной оно решило сыграть в игру, игру под названием «попробуй, догони». Сначала я стала замечать, что перестаю вписываться в привычный ритм давно отлаженной мною жизни. Автобус закрывал двери ровно за десять минут как я подходила к остановке, затем я стала опаздывать с обеда, нет, мои часы показывали точно, я даже никогда не волновалась об этом, настолько был выверен мой ритм. Но по удивлённому взгляду коллег, я поняла что они от меня ничего подобного не ожидали, я всегда была точна. Сверка с часами на телефоне, компьютере, всё совпадало с моим внутренним ритмом. По часам, обед только должен закончиться, но по дружному сопению коллег, я поняла, что то ли мой ритм дал сбой, то ли время играет со мной в игры.
На следующее утро всё повторилось, автобус уехал без меня, коллектив трудился, я оправдывалась. Десять минут, по сути это небольшой отрезок времени, которому я не готова была сдавать свою жизнь. На следующий день я вышла на работу на полчаса раньше. По отсутствию людей на остановке стало ясно, что автобус уже ушёл. И всё по новой, недоуменный взгляд коллектива на очередное моё опоздание и неприятный разговор с начальством.
Жизнь моя рушилась на глазах и вдобавок, как откровение, вдруг пришла мысль, что я больше никогда не увижу его. Милого, доброго парня, с пронзительными голубыми глазами и застенчивой улыбкой. Каждое утро запрыгивая в автобус я находила его глазами, а он искал взглядом меня. Это было удивительно прекрасно. Затем он выходил за остановку перед моей и я видела, как он стоит и смотрит вслед удаляющемуся автобусу.
Проживая свою потерю внутри себя, я прибавила шагу и решила пробежаться пару остановок. Было чудесное утро, я торопилась, чтобы не опоздать на следующий автобус, когда услышала пронзительный звук сирен. На перекрестке была большая авария, КамАЗ сходу протаранил пассажирский автобус, почти разорвав его на две половины. Тонны битого стекла, крики людей, десятки убитых и раненых и он, лежащий рядом со светофором и смотрящий пронзительными голубыми глазами не на меня, а куда-то вверх.
В это время в гостиной часы снова замедлили свой бег, зашуршали пересыпаясь секунды, хватая пробегающую мимо стрелку, затем послышался бой и часы, словно дряхлый старик, откашлявшись, снова превратились в механизм, ничем не привлекательный и простой. Эталон времени, моего времени.
12 июля 2024 11:34
В стороне далекой, в стороне глухой,
там где сосны жмутся плотною стеной,
где парами яда дышит озерцо,
в мох вросла избушка, проломив крыльцо…
На шесте коровий скалится скелет,
рядом, под осиной, варит зелье дед,
голова седая, чёрная доха,
заклинанье шепчет, речь его тиха.
Чёрный ворон рядом на суку сидит,
смоляные перья ветер шевелит,
словно угли тлеют красные глаза,
варит старец зелье, голосом грозя:
«Где ты милый друже нОнче побывал?
Что разведал, чёрный, службу мне сыграл?
Где живет дивчина, Юна и скромна,
разузнал ты, друже, мне нужна жена».
Ворон перья хохлит, чёрные, как смоль,
дальние деревни прочесал все вдоль,
в стороне от леса, прячется село,
там живет девица, колдуну на зло.
— Знаю я, хозяин, где судьба твоя,
всё скажу, родимый, служба в том моя,
только и минуло восемнадцать лет.
— Отыграем свадьбу-засмеялся дед.
Кинул что-то в зелье, скинул он доху,
не моргая выпил и упал в траву,
тих, не шевелится, остывает тлен,
судорог по телу и взорвался день.
Поднимался парень, ясные глаза,
локоны струятся, его стан — лоза,
только злобен голос, не помог обряд,
сколько бы не выпил, свой волшебный яд.
Чёрный ворон кружит тенью над землей,
идёт полем парень с русой головой,
а глаза бедовые, словно из льда,
Идёт за девИцей, движется беда.
В поле молодицы заняты скирдой,
песня льётся, кружит и дрожит струной,
про любовь и счастье, поднимаясь ввысь,
появился парень, только прикоснись.
Глаза ищут, где ты, отраженье снов,
обернись, откликнись на безмолвный зов,
а она зарделась, ярок маков цвет,
и глаза блеснули, молча дан обет.
Свадьба удалая полем разлилась,
колдуну девица по сердцу пришлась,
а она, голубка, бьется и дрожит,
страх и чёрный ужас. Кровь внутри кипит.
Свадьба к церкви движет, мрачен стал жених,
что-то шепчет тихо, встал вдруг и затих,
всполохи на небе делят ночь со днём,
молния сверкнула, полило дождём.
Гости лики крестят, праздник поутих,
жадно руки тянет к девице жених,
красота сползая, сгинула с дождём,
зелье приворота, потекло ручьём.
Девушка бледнеет, словно полотно,
в черную темницу сердце отдано,
мороком пленили, тает под кольцом,
ей лежать в могиле вместе с колдуном.
Пролиты на землю слёзы чёрных туч,
сгинула девица, лес забрал дремуч,
только ворон кружит, вымерло село,
снова кипит зелье, снова правит зло.
там где сосны жмутся плотною стеной,
где парами яда дышит озерцо,
в мох вросла избушка, проломив крыльцо…
На шесте коровий скалится скелет,
рядом, под осиной, варит зелье дед,
голова седая, чёрная доха,
заклинанье шепчет, речь его тиха.
Чёрный ворон рядом на суку сидит,
смоляные перья ветер шевелит,
словно угли тлеют красные глаза,
варит старец зелье, голосом грозя:
«Где ты милый друже нОнче побывал?
Что разведал, чёрный, службу мне сыграл?
Где живет дивчина, Юна и скромна,
разузнал ты, друже, мне нужна жена».
Ворон перья хохлит, чёрные, как смоль,
дальние деревни прочесал все вдоль,
в стороне от леса, прячется село,
там живет девица, колдуну на зло.
— Знаю я, хозяин, где судьба твоя,
всё скажу, родимый, служба в том моя,
только и минуло восемнадцать лет.
— Отыграем свадьбу-засмеялся дед.
Кинул что-то в зелье, скинул он доху,
не моргая выпил и упал в траву,
тих, не шевелится, остывает тлен,
судорог по телу и взорвался день.
Поднимался парень, ясные глаза,
локоны струятся, его стан — лоза,
только злобен голос, не помог обряд,
сколько бы не выпил, свой волшебный яд.
Чёрный ворон кружит тенью над землей,
идёт полем парень с русой головой,
а глаза бедовые, словно из льда,
Идёт за девИцей, движется беда.
В поле молодицы заняты скирдой,
песня льётся, кружит и дрожит струной,
про любовь и счастье, поднимаясь ввысь,
появился парень, только прикоснись.
Глаза ищут, где ты, отраженье снов,
обернись, откликнись на безмолвный зов,
а она зарделась, ярок маков цвет,
и глаза блеснули, молча дан обет.
Свадьба удалая полем разлилась,
колдуну девица по сердцу пришлась,
а она, голубка, бьется и дрожит,
страх и чёрный ужас. Кровь внутри кипит.
Свадьба к церкви движет, мрачен стал жених,
что-то шепчет тихо, встал вдруг и затих,
всполохи на небе делят ночь со днём,
молния сверкнула, полило дождём.
Гости лики крестят, праздник поутих,
жадно руки тянет к девице жених,
красота сползая, сгинула с дождём,
зелье приворота, потекло ручьём.
Девушка бледнеет, словно полотно,
в черную темницу сердце отдано,
мороком пленили, тает под кольцом,
ей лежать в могиле вместе с колдуном.
Пролиты на землю слёзы чёрных туч,
сгинула девица, лес забрал дремуч,
только ворон кружит, вымерло село,
снова кипит зелье, снова правит зло.
13 июня 2024 08:46
В синем омуте неба — серебристые рыбы,
Свои гибкие спины греют в свете луны,
Чешуи переливы, тел холодных изгибы,
В мерном, плавном теченьи, ходят спящие глыбы
И слепыми глазами смотрят дивные сны.
В каждой теплится искра затаённым желаньем,
Где в свеченьи неона мироздания связь,
В глубину погружаясь вместе с цветом багряным,
Солнце невод раскинет и движеньем нежданным,
Заблестев распугает рыб серебряных вязь.
Свои гибкие спины греют в свете луны,
Чешуи переливы, тел холодных изгибы,
В мерном, плавном теченьи, ходят спящие глыбы
И слепыми глазами смотрят дивные сны.
В каждой теплится искра затаённым желаньем,
Где в свеченьи неона мироздания связь,
В глубину погружаясь вместе с цветом багряным,
Солнце невод раскинет и движеньем нежданным,
Заблестев распугает рыб серебряных вязь.
3 июня 2024 11:17
Очередь медленно двигалась. Извивалась длинным ручьём и затекала в небольшой шатёр, полог которого, как крыло ночной бабочки подлетал вверх и очередные зеваки, растворялись внутри. Чёрное нутро проглатывало их, а крыло опускалось в исходную, ожидая нового взмаха. Сама очередь состояла преимущественно из родителей с детьми, пытавшихся попасть в ярмарочный шатёр. Вывеска над которым гласила: «Паноптикум дядюшки
Сэмуэля: восковые куклы и другие чудеса.»
Внутри шатра царил полумрак. Входящих встречало большое чучело двухголовой собаки. Мастер-таксидермист сотворил поистине чудо. Одна голова собаки, ощерив пасть, скалила белые клыки, вторая же, чуть меньше размером, боязливо опустила голову, признавая превосходство первой. Далее располагался ряд витрин с разной мелкой живностью, подверженной мутации, и всякие безделушки. Толпа останавливалась у каждого экспоната на несколько секунд и передвигалась дальше, к центру, где находилось главное чудо. В центе шатра было сооружено что-то похожее на театр марионеток. Двенадцать восковых фигур держались за руки, образуя хоровод. Они гримасничали, их восковые рты были растянуты в улыбке. Все они смотрели в центр круга, хотя “смотрели” было не совсем подходящим словом. Глаза у кукол отсутствовали. Заменой им служили пуговицы. Разные по цвету, пришитые чёрными нитками, крест на крест. Как они держались было не ясно, так как кукольные личики были сделаны из мягкого воска, а значит и пришивать было не к чему. Все двенадцать пар пуговок были устремлены в центр, на куклу в белом ситцевом платье с большими чёрными глазами. Она единственная кто имел глаза. Огромные и внимательные, они смотрели поверх голов пляшущих фигур, на толпу. Руки куклы были подняты вверх, она как-будто дирижировала невидимым оркестром. И улыбалась. Улыбка выглядела мягко говоря странно, кончики губ были приподняты, словно она усмехалась, приоткрытый рот открывал ряд мелких, острых зубов. Хищный взгляд куклы приковывал. Стоило только заглянуть в их пустоту и что-то неуловимое пролезало внутрь каждого. Оцепенение охватывало всех, но всё же на детей оно распространялось сильнее. Веселый щебет замолкал и они застывали, подобно восковым куклам. Взрослые справлялись с неприятными ощущениями быстрее и схватив за руку малыша спешили увести его прочь из шатра на свежий воздух. В шум и гомон ярмарки.
Ночь. Ветер гонит обрывки афиш. Застревает в канатах чёртова колеса, перебирая их цепкими руками, извлекая гудящие звуки. Тихо кружится на карусели с лошадками и врывается в шатер мистера Сэмуэля. И затихает. В шатре беспорядок, тут и там стоят коробки. Высокий мужчина бережно снимает восковые фигуры с подставок. Каждой уже приготовлен персональный ящик. Морщинистые руки поправляют их платья, приглаживают локоны. Подержав очередную куклу на руках и что-то пошептав ей на ухо, он целует каждую добрым, отеческим поцелуем в лоб и затем бережно укладывает в деревянный ящик. Все двенадцать разложены. Остаётся последняя, кукла с большими, чёрными глазами. Мистер Сэмуэль переводит свой взгляд на маленькое окно. Вот и она. Из-за чёрных туч своё белое тело вытаскивает луна. Она во всей красе, полнотелая. Её свет проникает в шатер. Мистер Сэмуэль ждёт, когда лунная дорожка добежит до ног восковой куклы и отразится в её безжизненных глазах. Сколько раз видел Сэмуэль эту магию, но привыкнуть так и не смог. Глаза куклы тянут лунный свет и из матовых они становятся глянцевыми, влажными. Лёгкая дрожь пробегает по её телу. Сначала скрючиваются маленькие пальчики, палец за пальцем сжимаются в кулачок. Плечи поднимаются к верху, словно у куклы затекла шея. Она поводит ими вверх-вниз, вверх-вниз. Кукла медленно поворачивает голову к Сэмуэлю и тот съеживается под взглядом этих требовательных глаз. Она голодна, голодна как никогда. Подчиняясь беззвучному приказу, Сэмуэль надвигает шляпу на глаза и словно тень выскальзывает из шатра в ночь.
Маленькой девочке снится сон. Играет музыка, кружится яркая карусель. Круг за кругом бегут деревянные лошадки, плавно опускаясь и снова взлетая вверх. Мама и папа машут ей руками. Она весело смеётся и машет им в ответ. Личико девочки улыбается.
Сэмуэль идёт по улице, пытаясь вспомнить, где с утра он видел играющих детей. Во дворе этого дома он видел девочку лет четырёх, пяти. Он подходит поближе к дому и смотрит по сторонам. Не увидев ничего подозрительного он подходит к окну первого этажа. И сразу удача. Окно приоткрыто, в комнате горит ночник. Сэмуэль видит как маленькая белокурая девочка сладко спит. Подтянувшись к подоконнику, Сэмуэль на половину влезает в окно. Он достаёт из кармана конфеты и начинает кидать их в сторону кровати. Конфета ударяется об одеяло и падает на пол, закатившись под кровать. От шума ребёнок просыпается и открывает сонные глаза. Она видит, как с окна ей машет и улыбается дяденька. Девочка улыбается и машет в ответ. Сэмуэль показывает ей конфеты. Девочка спускает ножки на пол и идёт к окну, протягивая руки к цветным фантикам. Сэмуэль нежно берёт ребенка на руки и зажимает девочке рот.
Тишина, такая вязкая, липкая, окутывает всё вокруг. Сэмуэль боится нарушить её, потревожить. Она пугает его, впиваясь болью в каждый сделанный им шаг. Ощущение, что он делает что-то неправильное, мерзкое, снова подкатывает к самому горлу. На его руках спит ребенок. Спит сладко, безмятежно, ручка маленькой девочки сжимает конфету в ярком фантике. Мужчина на минуту останавливается, но пути назад нет, как и места для жалости. И Сэмуэль прибавляет шаг.
В шатре тихо. Кукла в отсутствии своего хозяина даже не шевельнулась. Она давно научилась управлять сознанием этого покладистого человека. Слишком слабого, чтобы сопротивляться её приказам и достаточно сильного, чтобы их исполнять. Кукла знала, что ещё немного и она получит то, что так желает её душа. Да, у неё тоже была душа. Чёрная, как мазут, порождение Хтони. И она хотела есть. Не просто хотела, она требовала.
Мужская фигура скользнула под полог шатра. Сэмуэль, не зажигая света, пробрался между ящиков и положил девочку к ногам куклы. Та проснулась и заплакала. Тонкий и жалобный голос. Сэмуэль отошел к самому входу. Он видел все это уже двенадцать раз. Двенадцать мерзких, ужасных и таких прекрасных раз. Он завороженно смотрел, как охотится хищник. Лунный свет придавал этому зрелищу необъяснимое очарование. Белое лицо куклы словно светилось изнутри. Аккуратный рот был приоткрыт, обнажая клыки, клыки беспощадного убийцы. Но самым завораживающим были глаза. Чёрная пустота ожила, сделалась настолько глубокой, что надумай туда упасть и казалось, что будешь падать целую вечность. Девочка уже не плакала, она скрючилась, словно испорченная игрушка. Её маленькое тело тряслось, будто его бил озноб, оно выгнулось дугой. Маленькие детские ручки заскребли по земле, отпустив фантик конфеты, за который она так отважно держалась и та покатилась к ногам Сэмуэля. Он с ужасом отпрянул от неё. Боясь прикоснуться, словно это была метка, отметина о его человеческой подлости. Он снова перевел взгляд на ребенка. Кукла, не менявшая своего положения, продолжала убивать. Её черные пустоты глаз тянули жизнь из жертвы. Сэмуэль смотрел, как золотистый свет перетекал из глаз девочки, сплетаясь с лунным сиянием и тек в направлении черных глаз демона. Еще несколько минут ребёнок скреб ногтями по земле и вдруг обмяк. Кукла дернулась в последний раз, и словно механическая игрушка, у которой закончился завод, замерла. Сэмуэль стряхнув оцепенение, шагнул вперед, к девочке. Маленькое тельце стало ещё меньше, высохло. Кожа побелела и стала восковой. Он достал из коробки новое платье и надел на ребенка. Две золотистые пуговицы, в тон к волосам, чёрные нитки. Когда работа была сделана, он открыл, приготовленный ящик и аккуратно уложил внутрь новый экспонат паноптикума. Ещё раз всё оглядев, последней он убрал странную куклу с пустыми чёрными глазами. Кукла ещё хранила тепло, тепло, которое она забрала из человеческого тела. Сэмуэль закрыл ящик на замок и вышел прочь из шатра. Утром ярмарка отправится на новое место.
Сэмуэля: восковые куклы и другие чудеса.»
Внутри шатра царил полумрак. Входящих встречало большое чучело двухголовой собаки. Мастер-таксидермист сотворил поистине чудо. Одна голова собаки, ощерив пасть, скалила белые клыки, вторая же, чуть меньше размером, боязливо опустила голову, признавая превосходство первой. Далее располагался ряд витрин с разной мелкой живностью, подверженной мутации, и всякие безделушки. Толпа останавливалась у каждого экспоната на несколько секунд и передвигалась дальше, к центру, где находилось главное чудо. В центе шатра было сооружено что-то похожее на театр марионеток. Двенадцать восковых фигур держались за руки, образуя хоровод. Они гримасничали, их восковые рты были растянуты в улыбке. Все они смотрели в центр круга, хотя “смотрели” было не совсем подходящим словом. Глаза у кукол отсутствовали. Заменой им служили пуговицы. Разные по цвету, пришитые чёрными нитками, крест на крест. Как они держались было не ясно, так как кукольные личики были сделаны из мягкого воска, а значит и пришивать было не к чему. Все двенадцать пар пуговок были устремлены в центр, на куклу в белом ситцевом платье с большими чёрными глазами. Она единственная кто имел глаза. Огромные и внимательные, они смотрели поверх голов пляшущих фигур, на толпу. Руки куклы были подняты вверх, она как-будто дирижировала невидимым оркестром. И улыбалась. Улыбка выглядела мягко говоря странно, кончики губ были приподняты, словно она усмехалась, приоткрытый рот открывал ряд мелких, острых зубов. Хищный взгляд куклы приковывал. Стоило только заглянуть в их пустоту и что-то неуловимое пролезало внутрь каждого. Оцепенение охватывало всех, но всё же на детей оно распространялось сильнее. Веселый щебет замолкал и они застывали, подобно восковым куклам. Взрослые справлялись с неприятными ощущениями быстрее и схватив за руку малыша спешили увести его прочь из шатра на свежий воздух. В шум и гомон ярмарки.
Ночь. Ветер гонит обрывки афиш. Застревает в канатах чёртова колеса, перебирая их цепкими руками, извлекая гудящие звуки. Тихо кружится на карусели с лошадками и врывается в шатер мистера Сэмуэля. И затихает. В шатре беспорядок, тут и там стоят коробки. Высокий мужчина бережно снимает восковые фигуры с подставок. Каждой уже приготовлен персональный ящик. Морщинистые руки поправляют их платья, приглаживают локоны. Подержав очередную куклу на руках и что-то пошептав ей на ухо, он целует каждую добрым, отеческим поцелуем в лоб и затем бережно укладывает в деревянный ящик. Все двенадцать разложены. Остаётся последняя, кукла с большими, чёрными глазами. Мистер Сэмуэль переводит свой взгляд на маленькое окно. Вот и она. Из-за чёрных туч своё белое тело вытаскивает луна. Она во всей красе, полнотелая. Её свет проникает в шатер. Мистер Сэмуэль ждёт, когда лунная дорожка добежит до ног восковой куклы и отразится в её безжизненных глазах. Сколько раз видел Сэмуэль эту магию, но привыкнуть так и не смог. Глаза куклы тянут лунный свет и из матовых они становятся глянцевыми, влажными. Лёгкая дрожь пробегает по её телу. Сначала скрючиваются маленькие пальчики, палец за пальцем сжимаются в кулачок. Плечи поднимаются к верху, словно у куклы затекла шея. Она поводит ими вверх-вниз, вверх-вниз. Кукла медленно поворачивает голову к Сэмуэлю и тот съеживается под взглядом этих требовательных глаз. Она голодна, голодна как никогда. Подчиняясь беззвучному приказу, Сэмуэль надвигает шляпу на глаза и словно тень выскальзывает из шатра в ночь.
Маленькой девочке снится сон. Играет музыка, кружится яркая карусель. Круг за кругом бегут деревянные лошадки, плавно опускаясь и снова взлетая вверх. Мама и папа машут ей руками. Она весело смеётся и машет им в ответ. Личико девочки улыбается.
Сэмуэль идёт по улице, пытаясь вспомнить, где с утра он видел играющих детей. Во дворе этого дома он видел девочку лет четырёх, пяти. Он подходит поближе к дому и смотрит по сторонам. Не увидев ничего подозрительного он подходит к окну первого этажа. И сразу удача. Окно приоткрыто, в комнате горит ночник. Сэмуэль видит как маленькая белокурая девочка сладко спит. Подтянувшись к подоконнику, Сэмуэль на половину влезает в окно. Он достаёт из кармана конфеты и начинает кидать их в сторону кровати. Конфета ударяется об одеяло и падает на пол, закатившись под кровать. От шума ребёнок просыпается и открывает сонные глаза. Она видит, как с окна ей машет и улыбается дяденька. Девочка улыбается и машет в ответ. Сэмуэль показывает ей конфеты. Девочка спускает ножки на пол и идёт к окну, протягивая руки к цветным фантикам. Сэмуэль нежно берёт ребенка на руки и зажимает девочке рот.
Тишина, такая вязкая, липкая, окутывает всё вокруг. Сэмуэль боится нарушить её, потревожить. Она пугает его, впиваясь болью в каждый сделанный им шаг. Ощущение, что он делает что-то неправильное, мерзкое, снова подкатывает к самому горлу. На его руках спит ребенок. Спит сладко, безмятежно, ручка маленькой девочки сжимает конфету в ярком фантике. Мужчина на минуту останавливается, но пути назад нет, как и места для жалости. И Сэмуэль прибавляет шаг.
В шатре тихо. Кукла в отсутствии своего хозяина даже не шевельнулась. Она давно научилась управлять сознанием этого покладистого человека. Слишком слабого, чтобы сопротивляться её приказам и достаточно сильного, чтобы их исполнять. Кукла знала, что ещё немного и она получит то, что так желает её душа. Да, у неё тоже была душа. Чёрная, как мазут, порождение Хтони. И она хотела есть. Не просто хотела, она требовала.
Мужская фигура скользнула под полог шатра. Сэмуэль, не зажигая света, пробрался между ящиков и положил девочку к ногам куклы. Та проснулась и заплакала. Тонкий и жалобный голос. Сэмуэль отошел к самому входу. Он видел все это уже двенадцать раз. Двенадцать мерзких, ужасных и таких прекрасных раз. Он завороженно смотрел, как охотится хищник. Лунный свет придавал этому зрелищу необъяснимое очарование. Белое лицо куклы словно светилось изнутри. Аккуратный рот был приоткрыт, обнажая клыки, клыки беспощадного убийцы. Но самым завораживающим были глаза. Чёрная пустота ожила, сделалась настолько глубокой, что надумай туда упасть и казалось, что будешь падать целую вечность. Девочка уже не плакала, она скрючилась, словно испорченная игрушка. Её маленькое тело тряслось, будто его бил озноб, оно выгнулось дугой. Маленькие детские ручки заскребли по земле, отпустив фантик конфеты, за который она так отважно держалась и та покатилась к ногам Сэмуэля. Он с ужасом отпрянул от неё. Боясь прикоснуться, словно это была метка, отметина о его человеческой подлости. Он снова перевел взгляд на ребенка. Кукла, не менявшая своего положения, продолжала убивать. Её черные пустоты глаз тянули жизнь из жертвы. Сэмуэль смотрел, как золотистый свет перетекал из глаз девочки, сплетаясь с лунным сиянием и тек в направлении черных глаз демона. Еще несколько минут ребёнок скреб ногтями по земле и вдруг обмяк. Кукла дернулась в последний раз, и словно механическая игрушка, у которой закончился завод, замерла. Сэмуэль стряхнув оцепенение, шагнул вперед, к девочке. Маленькое тельце стало ещё меньше, высохло. Кожа побелела и стала восковой. Он достал из коробки новое платье и надел на ребенка. Две золотистые пуговицы, в тон к волосам, чёрные нитки. Когда работа была сделана, он открыл, приготовленный ящик и аккуратно уложил внутрь новый экспонат паноптикума. Ещё раз всё оглядев, последней он убрал странную куклу с пустыми чёрными глазами. Кукла ещё хранила тепло, тепло, которое она забрала из человеческого тела. Сэмуэль закрыл ящик на замок и вышел прочь из шатра. Утром ярмарка отправится на новое место.
7 мая 2024 08:55
Ах, какое же выдалось лето,
Зори алые, в поле роса,
В день Купалы, такая примета,
Будет страшная в небе гроза…
Красных девиц, веселых подружек,
Праздник в поле за лесом зовёт
И парней, из других деревушек,
Хоровод на гулянье сведёт.
Сели в круг. Песня льётся напевом,
Все веночки вода унесёт.
И смеясь говорят между делом,
Водяной где-то рядом живёт.
Вот и росы в поля опустились,
Все собрались гадать у реки,
Парни с девушками нарядились.
Ночь. Поплыли по волнам венки.
А один, что горел алым цветом,
Вдруг отбившись, быстрее поплыл,
И пропал…потерялся с заветом,
Чем хозяйку свою удивил.
Оглянулась, пропало желанье,
Что доверено было венку,
И вздохнула, смахнув на прощанье,
В омут темный девичью тоску.
Только слышит, над чёрной водою
Кто-то тихо её окликал,
Паренёк, с русою головою
В камышах чуть поодаль стоял.
Лик прекрасный, глаза голубые,
Словно синь незабудок в полях:
«Ты прости меня, Катя, впервые,
взял венок на хозяйских правах»
Сердце нежностью вдруг затопило
А над полем взметнулось огнем,
Небо, всполохом враз окрестило,
Эту встречу над чёрным прудом.
Подошёл, взял тихонько за плечи,
Ледяными руками обнял:
«Как же долго я ждал этой встречи»-
Нежным голосом он прошептал.
Взялись за руки и на веселье,
Где горели пожаром костры,
Только плавилось сердце от зелья
Холод жёг, разливаясь внутри.
Расступились друзья и подруги
Образуя большой коридор,
Крики, вздохи и шёпот, испуги:
« Это он, сам хозяин озёр..»
Разбежались, а дождь разыгрался,
Вспыхнул выше и ярче огонь,
Пар густой зашипел, но остался
Силуэт, что любовью рождён.
Смотрит парень, глаза голубые,
Манит к омуту, нежно зовёт,
Только очи, не добрые, злые:
«Торопись, скоро солнце взойдёт»
Побежала она за судьбою,
В чёрном омуте счастье нашла,
А из вод золотою звездою
На рассвете душа поплыла.
Зори алые, в поле роса,
В день Купалы, такая примета,
Будет страшная в небе гроза…
Красных девиц, веселых подружек,
Праздник в поле за лесом зовёт
И парней, из других деревушек,
Хоровод на гулянье сведёт.
Сели в круг. Песня льётся напевом,
Все веночки вода унесёт.
И смеясь говорят между делом,
Водяной где-то рядом живёт.
Вот и росы в поля опустились,
Все собрались гадать у реки,
Парни с девушками нарядились.
Ночь. Поплыли по волнам венки.
А один, что горел алым цветом,
Вдруг отбившись, быстрее поплыл,
И пропал…потерялся с заветом,
Чем хозяйку свою удивил.
Оглянулась, пропало желанье,
Что доверено было венку,
И вздохнула, смахнув на прощанье,
В омут темный девичью тоску.
Только слышит, над чёрной водою
Кто-то тихо её окликал,
Паренёк, с русою головою
В камышах чуть поодаль стоял.
Лик прекрасный, глаза голубые,
Словно синь незабудок в полях:
«Ты прости меня, Катя, впервые,
взял венок на хозяйских правах»
Сердце нежностью вдруг затопило
А над полем взметнулось огнем,
Небо, всполохом враз окрестило,
Эту встречу над чёрным прудом.
Подошёл, взял тихонько за плечи,
Ледяными руками обнял:
«Как же долго я ждал этой встречи»-
Нежным голосом он прошептал.
Взялись за руки и на веселье,
Где горели пожаром костры,
Только плавилось сердце от зелья
Холод жёг, разливаясь внутри.
Расступились друзья и подруги
Образуя большой коридор,
Крики, вздохи и шёпот, испуги:
« Это он, сам хозяин озёр..»
Разбежались, а дождь разыгрался,
Вспыхнул выше и ярче огонь,
Пар густой зашипел, но остался
Силуэт, что любовью рождён.
Смотрит парень, глаза голубые,
Манит к омуту, нежно зовёт,
Только очи, не добрые, злые:
«Торопись, скоро солнце взойдёт»
Побежала она за судьбою,
В чёрном омуте счастье нашла,
А из вод золотою звездою
На рассвете душа поплыла.
3 мая 2024 09:05
Задвинут полог звёздной ночи,
охрипши тикают часы…
Так спать хочу, но смежить очи
ты ночь меня не искуси.
Лежу накрывшись одеялом,
ну что за шутка, злостный рок.
Вокруг сгущается дурманом
цепляя кожу холодок.
Она явилась накануне,
как черный сгусток. Неспроста.
Подобно сморщенной горгунье,
враз обнажилась темнота.
Зашелестел впиваясь в мысли
вдруг голос тихий и больной.
И чувства клочьями повисли,
запахло в комнате бедой.
Явилась тульпа — слепок мрака,
присела рядом словно друг.
Идёт иллюзии атака,
за нити дёргает паук.
Галлюцинаций яд тягучий,
мне паутина льнёт к лицу.
Вновь голос слышится скрипучий,
пьёт боль прильнувшую к рубцу.
Лежу, молчу, ей б только повод,
втянуть в беззвучный разговор.
Что словно оголенный провод,
у шеи точеный топор.
А шёпот вкрадчиво и сладко
рвёт мною созданный барьер.
Так в мысли лезет психопатка,
Мир краски стёр, болезно-сер.
Я ухожу… Теряю силы,
накрыла разом пустота.
А тульпа скалит зубы гнилы,
захлопнув в мир мой ворота.
охрипши тикают часы…
Так спать хочу, но смежить очи
ты ночь меня не искуси.
Лежу накрывшись одеялом,
ну что за шутка, злостный рок.
Вокруг сгущается дурманом
цепляя кожу холодок.
Она явилась накануне,
как черный сгусток. Неспроста.
Подобно сморщенной горгунье,
враз обнажилась темнота.
Зашелестел впиваясь в мысли
вдруг голос тихий и больной.
И чувства клочьями повисли,
запахло в комнате бедой.
Явилась тульпа — слепок мрака,
присела рядом словно друг.
Идёт иллюзии атака,
за нити дёргает паук.
Галлюцинаций яд тягучий,
мне паутина льнёт к лицу.
Вновь голос слышится скрипучий,
пьёт боль прильнувшую к рубцу.
Лежу, молчу, ей б только повод,
втянуть в беззвучный разговор.
Что словно оголенный провод,
у шеи точеный топор.
А шёпот вкрадчиво и сладко
рвёт мною созданный барьер.
Так в мысли лезет психопатка,
Мир краски стёр, болезно-сер.
Я ухожу… Теряю силы,
накрыла разом пустота.
А тульпа скалит зубы гнилы,
захлопнув в мир мой ворота.
24 апреля 2024 09:47
Закат пылал. Дремучий, старый лес,
вздыхал протяжно, немощно и звучно,
Там в саване горбатый, старый бес
Аукал заблудившихся привычно..
Подруги в лес поднялись до зари,
Росою мочат сарафаны травы,
Токуют где-то в чаще глухари,
Шумят, зовут зеленые дубравы.
Идут смеются, бор шумит вдали,
Ромашек поле — белые ресницы,
Подруги пол пути уже прошли,
Болтают и щебечут словно птицы.
Берёзы белоствольные росли,
Раскинув ветви в хоровод играли,
Там на грибную россыпь набрели,
Лукошко с верхом, полное, набрали.
Пора домой, корзина тяжела,
Тропинка вьётся словно недотрога,
Прошли берёз белёные тела,
Но заросла быльем домой дорога.
Малая в плач, а старшая молчит,
Кричать боится, всё не слава Богу,
Ей ведомо, что здесь порой чудит
Косматый леший, напустив мороку.
Туман окутал, молоком упал,
Заухал лес, сменив свои обличья,
А царь лесной уже готовил бал
И свадьбу безо всякого величья.
Дрожали две заблудшие души,
Их голос гнал, без всякого участья,
Глаза молили, тихо, не дыши,
Не выбраться, свалилось же несчастье.
А впереди стоит седой старик,
И глаз с подруг своих никак не сводит,
Не вяжется его степенный лик,
С тем ужасом, что от него исходит.
Манит к себе, улыбка в пол-лица,
Они к нему, он спрятался куда-то,
Меньшая тихо голос подала,
откликнулся, но как-то виновато.
Опять пропал, мелькает меж стволов
Кусок рубахи, голова седая
А голос дразнит, вроде и без слов,
И в даль манит, где счастье обещает.
А старшая, знаменье положив,
Навыворот накинула рубаху,
Глазами водит, воздух сиротлив
И тишина, дрожащая от страха.
Скрипит, шумит, поёт дремучий лес,
Все повторяет, к месту и не к месту
И страх внутри, за голосом пролез:
«Забрал, проклятый, в дом к себе невесту.»
Рассвет забрезжил, спал ночной дурман,
Слезой холодной целовавший щёку
И тропку отпустил ночной туман,
Вновь стало видно к дому их дорогу.
Из леса вышла, голову склонив,
Подруги вспоминая образ милый,
А бес смеялся, душу загубив,
Ещё одна победа, без усилий.
вздыхал протяжно, немощно и звучно,
Там в саване горбатый, старый бес
Аукал заблудившихся привычно..
Подруги в лес поднялись до зари,
Росою мочат сарафаны травы,
Токуют где-то в чаще глухари,
Шумят, зовут зеленые дубравы.
Идут смеются, бор шумит вдали,
Ромашек поле — белые ресницы,
Подруги пол пути уже прошли,
Болтают и щебечут словно птицы.
Берёзы белоствольные росли,
Раскинув ветви в хоровод играли,
Там на грибную россыпь набрели,
Лукошко с верхом, полное, набрали.
Пора домой, корзина тяжела,
Тропинка вьётся словно недотрога,
Прошли берёз белёные тела,
Но заросла быльем домой дорога.
Малая в плач, а старшая молчит,
Кричать боится, всё не слава Богу,
Ей ведомо, что здесь порой чудит
Косматый леший, напустив мороку.
Туман окутал, молоком упал,
Заухал лес, сменив свои обличья,
А царь лесной уже готовил бал
И свадьбу безо всякого величья.
Дрожали две заблудшие души,
Их голос гнал, без всякого участья,
Глаза молили, тихо, не дыши,
Не выбраться, свалилось же несчастье.
А впереди стоит седой старик,
И глаз с подруг своих никак не сводит,
Не вяжется его степенный лик,
С тем ужасом, что от него исходит.
Манит к себе, улыбка в пол-лица,
Они к нему, он спрятался куда-то,
Меньшая тихо голос подала,
откликнулся, но как-то виновато.
Опять пропал, мелькает меж стволов
Кусок рубахи, голова седая
А голос дразнит, вроде и без слов,
И в даль манит, где счастье обещает.
А старшая, знаменье положив,
Навыворот накинула рубаху,
Глазами водит, воздух сиротлив
И тишина, дрожащая от страха.
Скрипит, шумит, поёт дремучий лес,
Все повторяет, к месту и не к месту
И страх внутри, за голосом пролез:
«Забрал, проклятый, в дом к себе невесту.»
Рассвет забрезжил, спал ночной дурман,
Слезой холодной целовавший щёку
И тропку отпустил ночной туман,
Вновь стало видно к дому их дорогу.
Из леса вышла, голову склонив,
Подруги вспоминая образ милый,
А бес смеялся, душу загубив,
Ещё одна победа, без усилий.
10 апреля 2024 10:49
Белые стены палаты больничной,
Тикают громко часы.
С каждой минутой вбивается в мысли:
«Мне бы дожить до весны…»
Грохот каталки ползёт в коридоре,
Двери открыты. Зовут.
Только мелькают и слепят узоры,
Ламп, что утянут во тьму.
Хочется крикнуть: Зачем так со мною?
Только устало вздохнешь.
В омуте чёрном закружишься снова,
Зябко и страшно…плывёшь.
Тянут и душат, оскалившись, тени,
Страха сжимая тиски.
Но огоньком пробивается вера,
Здесь ещё нужен. Пусти…
И отпускают, тайком облизнувшись,
Лакомый слишком кусок.
Знаю дождутся, разок прикоснувшись,
Только попозже. Не срок.
Тикают громко часы.
С каждой минутой вбивается в мысли:
«Мне бы дожить до весны…»
Грохот каталки ползёт в коридоре,
Двери открыты. Зовут.
Только мелькают и слепят узоры,
Ламп, что утянут во тьму.
Хочется крикнуть: Зачем так со мною?
Только устало вздохнешь.
В омуте чёрном закружишься снова,
Зябко и страшно…плывёшь.
Тянут и душат, оскалившись, тени,
Страха сжимая тиски.
Но огоньком пробивается вера,
Здесь ещё нужен. Пусти…
И отпускают, тайком облизнувшись,
Лакомый слишком кусок.
Знаю дождутся, разок прикоснувшись,
Только попозже. Не срок.
10 апреля 2024 10:47
Мне снова мысли не дают уснуть,
Терзая ночь мою напополам,
Где я вершу свой беспощадный суд
И всем по справедливости воздам.
Опять идёт борьба добра со злом,
По полкам разложив былые дни.
Обидела? Подумаю потом,
А кто меня, вот тут притормозни.
На чашу брошены поступки и слова,
Косые взгляды, смолкший разговор,
Их адвокат бледна, полужива,
Ведь говорит суровый прокурор.
Зачитан приговор, пора ко сну,
Наказаны виновные сполна,
Безропотно признавшие вину,
Уходит ночь. Пошла сдавать дела.
Терзая ночь мою напополам,
Где я вершу свой беспощадный суд
И всем по справедливости воздам.
Опять идёт борьба добра со злом,
По полкам разложив былые дни.
Обидела? Подумаю потом,
А кто меня, вот тут притормозни.
На чашу брошены поступки и слова,
Косые взгляды, смолкший разговор,
Их адвокат бледна, полужива,
Ведь говорит суровый прокурор.
Зачитан приговор, пора ко сну,
Наказаны виновные сполна,
Безропотно признавшие вину,
Уходит ночь. Пошла сдавать дела.
6 января 2024 23:28
Ночь, тëмные ветви меня окружают
Но что про себя они обсуждают
Страшные мысли приходят ко мне
О монстрах которые скрыты во тьме
Неведомая сила того упыря
Фонарик с собою взял я не зря
И стал пробираться слепо не глядя
Но что ожидало меня в тех кустах
И от того сковал меня страх
Оно вылезало, кривилось, кричала
Звала за собой и беды сулила
Я крикнул спасаясь
Но резко проснувшись продолжу рассказ
Было раннее утро и я весь в поту
Пытаюсь привести себя в чистоту
Четно стараясь понять суету
Забыл я тот сон и всю ту пургу
Больше я не вернусь в эту тьму
22 декабря 2023 01:02
Волнами серого простора,
Что застят свет прямых лучей,
Соприкоснулась с колокольней
Обитель умерших под ней.
Душа земель и собиратель,
Глава народа и отец,
Лукавых недругов изгнатель,
Наш Грозный царь, наш лик-венец;
Он своей волей приказал
Воздвигнуть в граде колокольню,
Чтоб звон её оповещал,
Что супостат под нею вздёрнут;
Один удар — кнутом наказан,
А два — лишился головы,
Коль три — бес на кол был посажен,
Четыре — он на дне реки.
Слыхали, что царю потешно
Взирать, как ворог умирает,
И говорят что даже сыну
Грехи так просто не спускает!
Идём к тебе, наш лик-венец,
Чтоб в ноженьки к тебе упасть.
Спасибо, Грозный наш отец,
Страшится басурман напасть!
Что застят свет прямых лучей,
Соприкоснулась с колокольней
Обитель умерших под ней.
Душа земель и собиратель,
Глава народа и отец,
Лукавых недругов изгнатель,
Наш Грозный царь, наш лик-венец;
Он своей волей приказал
Воздвигнуть в граде колокольню,
Чтоб звон её оповещал,
Что супостат под нею вздёрнут;
Один удар — кнутом наказан,
А два — лишился головы,
Коль три — бес на кол был посажен,
Четыре — он на дне реки.
Слыхали, что царю потешно
Взирать, как ворог умирает,
И говорят что даже сыну
Грехи так просто не спускает!
Идём к тебе, наш лик-венец,
Чтоб в ноженьки к тебе упасть.
Спасибо, Грозный наш отец,
Страшится басурман напасть!
5 июля 2023 14:02
Предсмертный крик звучит из уст вампира,
Из раны кровь бурля, ручьём стекает вниз,
Исходит дух, с ним вурдалака сила,
Он сделал всё, чтобы исполнить твой каприз.
Предсмертный вздох хрипящего сознанья
В Аида царство погружает, в темноту,
Он будет там теперь, за света гранью,
Переступив границы все, переступив черту.
Предсмертный взгляд направлен прямо в небо,
Расклад давно уже известен наперёд.
Осиновый кол в сердце, тобой вонзённый смело,
Мне ни надежды, и ни шанса не даёт.
Из раны кровь бурля, ручьём стекает вниз,
Исходит дух, с ним вурдалака сила,
Он сделал всё, чтобы исполнить твой каприз.
Предсмертный вздох хрипящего сознанья
В Аида царство погружает, в темноту,
Он будет там теперь, за света гранью,
Переступив границы все, переступив черту.
Предсмертный взгляд направлен прямо в небо,
Расклад давно уже известен наперёд.
Осиновый кол в сердце, тобой вонзённый смело,
Мне ни надежды, и ни шанса не даёт.
1 июля 2023 12:52
Экспромт для «Поэтических перекрёстков, картина Сергея Адамского.
Всё врут безбожно древние сказания,
Надеждой не заполнить пустоты,
И все твои духовные искания
Не приведут, куда стремишься ты.
Больное сердце из кусочков склеено,
Так происходит, и в душе надлом.
Мы говорим, так много и уверенно,
Всё не о том, мой милый, не о том.
В любых границах ищешь безграничность,
Но не сбежать от собственных теней.
Неверный шаг — и ты опять субличность,
Запрятанная там, где потемней...
N-N
Всё врут безбожно древние сказания,
Надеждой не заполнить пустоты,
И все твои духовные искания
Не приведут, куда стремишься ты.
Больное сердце из кусочков склеено,
Так происходит, и в душе надлом.
Мы говорим, так много и уверенно,
Всё не о том, мой милый, не о том.
В любых границах ищешь безграничность,
Но не сбежать от собственных теней.
Неверный шаг — и ты опять субличность,
Запрятанная там, где потемней...
N-N
31 мая 2023 13:49
Стареет мир, он движется к закату,
И значит, нам присудят новый срок.
Всё снова повторится, как когда-то,
В часах песочных сыплется песок.
Ты видишь, как близка перезагрузка?
Потом — копить обиды сорок лет,
И повторить все прежние безумства,
Неважно, на которой из планет.
Что канет в Лету — заново родится,
Нам о былом напомнят только сны,
Но не дано, мой милый, возвратиться,
Туда, где в небе светят две луны...
N-N
И значит, нам присудят новый срок.
Всё снова повторится, как когда-то,
В часах песочных сыплется песок.
Ты видишь, как близка перезагрузка?
Потом — копить обиды сорок лет,
И повторить все прежние безумства,
Неважно, на которой из планет.
Что канет в Лету — заново родится,
Нам о былом напомнят только сны,
Но не дано, мой милый, возвратиться,
Туда, где в небе светят две луны...
N-N
10 мая 2023 22:16
*******
В зеркальном окне, в потаённом пространстве
До боли знакомые вижу черты -
Двойник мой пришёл из подземного царства,
Принёс мне привет от детей темноты.
Ему улыбаюсь – он тоже смеётся,
Рукою машу – он махнёт мне в ответ.
Но я ухожу, а он всё остаётся,
Я в зеркало гляну — его уже нет.
В недобрые игры со мною играет
Загробный близнец мой, мой дух во плоти -
Он будто меня за собой призывает.
Мне странно и страшно, но надо идти…
В себе ощущаю я преображение
И в зеркале вижу я чёрную мглу -
В нём пусто, в нём нет моего отражения.
Одни лишь осколки блестят на полу…
В зеркальном окне, в потаённом пространстве
До боли знакомые вижу черты -
Двойник мой пришёл из подземного царства,
Принёс мне привет от детей темноты.
Ему улыбаюсь – он тоже смеётся,
Рукою машу – он махнёт мне в ответ.
Но я ухожу, а он всё остаётся,
Я в зеркало гляну — его уже нет.
В недобрые игры со мною играет
Загробный близнец мой, мой дух во плоти -
Он будто меня за собой призывает.
Мне странно и страшно, но надо идти…
В себе ощущаю я преображение
И в зеркале вижу я чёрную мглу -
В нём пусто, в нём нет моего отражения.
Одни лишь осколки блестят на полу…